Мы неспешно едем по живописной проселочной дороге из Калининграда в Озерск, через Правдинск (Фридланд) и Железнодорожный (Гердауэн). В окне автомобиля мелькают руины кирх, останки замков и пустые глазницы окон водяных мельниц. Аллеи деревьев вдоль дороги выстроились в одну бесконечную, живую арку.
Моя спутница, женщина немного за 60 лет, приехала из Нижнего Новгорода, чтобы навестить могилу своей бабушки.
— Знаешь, что больше всего удивило меня в рассказах отца про войну?
Я молча вопросительно киваю.
— У нас как-то не принято об этом говорить, но это были его рассказы, о том, каким домогательствам подвергались солдаты со стороны полек, чешек и немок.
— Ого! Неожиданный поворот.
— В том то и дело. Но меня не сам момент домогательств удивил, потому что я была маленькая и не придавала этому значения. А тот факт зачем он вообще эту тему поднимал.
— Ну, не знаю. Может, наболело…
— По-видимому, да. У мамы на тот момент уже было трое детей. И отец её очень любил. И вот он рассказывал, что когда освобождали Польшу, наших солдат полячки буквально рвали на части. Переспать с советским солдатом считалось у них чуть ли не сакральным актом. У жительниц освобождаемых городов это была едва ли не навязчивая идея.
— Это вполне объяснимо, — говорю я, — мужиков не хватало, особенно мужиков сильных, а миссию женщин по рождению детей никто не отменял. И что отец, скрепил дружбу народов своим семенем?
— В том-то и дело, что нет. Прошагал до Берлина. И немки на шею бросались, и русские женщины, освобождённые из плена, но отец оказался кремень. Немки, кстати, в этом отношении были даже более настырными. Буквально домогались наших солдат.
— Я думаю, что не все были такие стойкие, как твой отец, и у нас в Европе появилось много кровных братьев.
— Как сказать, дисциплина в войсках была такая, что особо не забалуешь. Шаг вправо, шаг влево — расстрел…
Мы опять замолчали, думая каждый о своём.
История в кривом зеркале
Когда на телеканале «История» вновь говорят о том, что советские солдаты зверствовали во время взятий Берлина и массово насиловали немок, Семён Васильевич переключает канал и смотрит новости. Ему, ветерану войны, участнику освобождения Берлина на это смотреть страшно. Страшно оттого, что в эту ложь может кто-то поверить. На деле всё было по-другому, жертвами зачастую становились советские солдаты.
— На тот момент, когда мы дошли до Германии, многие из нас не видели своих жён и невест по нескольку лет, — рассказывает Семён Романов. — Единственное, что напоминало о доме это пачка смятых и уцелевших писем с родины. И вот в Германии мы увидели немок. Все опрятные, чистые, никто из них по земле в окопах не ползал, как нашим девкам приходилось. Бессемейные, да молодые стали на них поглядывать, все же мужики, здоровые. И вот по всем частям приказ от самого Сталина:
«На завоёванной территории в половые связи с женским полом не вступать. За неповиновение военный суд и расстрел».
— И что же, никто не бегал?
— Как не бегать? Бегали. В основном, конечно, офицеры, и кто в звании. У них свободы было больше. А вот простого солдата если с немкой застукали, то пиши пропало. Не расстреливали, конечно, но в лагеря забирали, и прощай Германия и победа.
А немки сами к нам бегали. Мне товарищ фронтовой рассказывал, что они нашего брата сильным мужчиной считали, сильным и добрым, не такими как остальные. Кому-то даже прохода не давали. Если солдат, к какой фрау в дом заходил — это часа на два. Бросятся на шею, и давай целовать. Порой и вовсе голышом встречали.
— А вы?
— А что я? Меня дома жена ждала и двое детей.
От немецких фрау к врачам
Николай Матвеевич после бурных похождений загремел в санчасть. Ему, как и другим, кто вопреки приказам Сталина в половые связи вступал, пришлось о немках своё мнение изменить.
— Не думали мы о таком, — признаётся ветеран. — Первые месяцы после войны они как глоток свободы. Никаких выстрелов, никаких взрывов, даже редкие стычки с остатками сопротивления нас не тревожили, так, как тревожили немки. Везде где можно было отдохнуть, где были постояльцы или лагерь, везде рыскали голодные до мужика немки. Напомаженные, нарядные, в чулочках, прямо невесты на выданье. Денег никто не просил, конечно, но в других местах, были случаи, когда себя предлагали и за малое. Но это последствия войны. Вот как тут устоять?
— А как же приказ товарища Сталина?
— Пока до высшего командования дело не доходило, на похождения офицеров глаза закрывали. Многие в звании были не прочь отдохнуть. Более того предложения провести ночь, а то и день поступали с завидной регулярностью. Нас это очень удивляло. Немки позволяли себе, такое, о чём наши женщины даже подумать не могли. А потом выяснилось, что у меня венерическая болезнь. Прихожу я к врачу после обследования, а он мне и говорит: «У вас триппер, товарищ майор».
Больше я по немкам не бегал, лечился. Такие романы всегда заканчивались не очень хорошо. Загреметь в штрафбат или тюрьму можно было в два счёта.
Мы шли освобождать
— Во всём Геббельс виноват, — уверенно заявляет Михаил Абрамович. — Это его фашистских рук дело. Пропаганда у немцев до нашего прихода работала как надо. Немцам вбивали в голову сказки, как Красная Армия, шагая по Европе, оккупирует города и не щадит местных – насилует и убивает. А у страха, как известно, глаза велики.
Михаил Абрамович прошел по Европе, освобождая её от фашизма, чем и гордится по сей день. Для него разговоры о «советских зверствах» не более чем очередная попытка идеологических протвников заneitdfnm правду о том, что их спас Советский солдат.
— Мы шли освобождать, — говорит дядя Миша, вспоминая, что так к нему обращалась маленькая девочка в Болгарии. — Мы тогда у одной семьи с товарищем два дня жили. Так вот бегала по дому девчушка и звала меня «дядя Миша». Ей так мать велела и говорила, что русские солдаты пришли их защищать. В то время и думать никто не смел, чтобы позволить себе лишнее. Обида и ненависть была только на фашиста. Только его мы преследовали и били до самого конца. И верили в то, что делаем правое дело. Хоть и помнили обо всех бедах, что причинили немцы нашему народу, но никогда не позволяли себе стать такими же зверьми.
Случаи мародерства и изнасилования были единичными. Таких провинившихся могли расстрелять на месте. Я не знаю, кто там чего с собой из Германии увёз, а у меня в трофеях опасная бритва «Золинген» да пачка швейных иголок к машинке «Зингер».
Аккордеоны ценились, у немецкого хороший уж больно звук был. Но их было мало, и если во взвод один попадал, то слушали его всем батальоном.
Из воспоминаний
Вот что пишет в воспоминаниях минометчик Николай Орлов, потрясенный поведением немок в 1945 году: «Никто в минбате не убивал гражданских немцев. Наш особист был вообще «германофил». Если бы такое случилось, то реакция карательных органов на подобный эксцесс была бы быстрой.
По поводу насилия над немецкими женщинами. Зашли в какой-то немецкий город, разместились в домах. Появляется «фрау», лет 45-ти и спрашивает «гера коменданта». Привели ее к Марченко. Она заявляет, что является ответственной по кварталу, и собрала 20 немецких женщин для сексуального обслуживания русских солдат. Марченко немецкий язык понимал, а стоявшему рядом со мной замполиту Долгобородову я перевел смысл сказанного немкой.
Реакция наших офицеров была гневной и матерной. Немку прогнали вместе с её готовым к обслуживанию «отрядом». Вообще немецкая покорность нас ошеломила. Ждали от немцев партизанской войны, диверсий. Но для этой нации порядок – «Орднунг» - превыше всего. Если ты победитель – то они «на задних лапках», причем осознанно и не по принуждению. Вот такая психология...».
Ночной кутёж и пальба
Есть у русского человека такая черта — когда выпьет, его тянет на приключения. Так и у советских солдат. Кого-то это ставило в довольно неловкое положение, а местные жители Берлина недоумевали, отчего на улицах стрельба, но никто не убит.
— По бутылкам стреляли чаще всего после какой-нибудь пьянки. Хвастались своими умениями, — рассказывает Тимофей Андреевич. — Бывало, что и днём перед барышнями могли покрасоваться, но это уже за городом. Случаи, когда пьяные солдаты дрались с немцами были, но дальше оскорбительных криков и синяков дело редко заходило. Особо буйных скручивали свои же и отводили в расположение. Более серьезными случаями занималась комендатура, её побаивались. С этим вообще строго было. Честь советского солдата блюли строже, чем честь молоденькой девушки на выданье.
Со слов ветерана, наши могли оружие и потерять, а на утро его приносил какой-нибудь немец. Солдат получал жёсткий выговор, а местному выносили благодарность. Порой подбирали немцы и немки не только оружие, но и спящих солдат. Приводили, затаскивали домой, укладывали на кровать, а утром встречали, отдавали оружие (если солдат его при себе имел), могли даже опохмелить.
— Вот какие отношения были. А то говорят всякое. Оккупанты, насильники. Чушь это всё.
***
Из приказа Сталина от 19 января 1945 года: «Офицеры и красноармейцы! Мы идем в страну противника. Каждой должен хранить самообладание, каждый должен быть храбрым... Оставшееся население на завоеванных областях, независимо от того немец ли, чех ли, поляк ли, не должно подвергаться насилию. Виновные будут наказаны по законам военного времени. На завоеванной территории не позволяются половые связи с женским полом. За насилие и изнасилования виновные будут расстреляны».
***
Из доклада военного прокурора 1-го Белорусского фронта о противоправных действиях в отношении гражданского населения за период с 22 апреля по 5 мая 1945 года: «По семи армиям фронта на 908,5 тысячи человек зафиксировано 124 преступления, из которых 72 изнасилования.
